Я хочу рассказать вам о человеке, который не препятствовал желанию Бога любить, и любить, и любить! Я расскажу вам о Принцессе Уэльской Диане словами фоторепортера, который много путешествовал с ней по всему миру. Дидс – фоторепортер, назвал свой рассказ «На линии огня».
«Пока мы ехали через Сараево, принцесса не проронила ни слова. В этот первый день нашего визита в Боснию в августе 1997 года… нас ждали пострадавшие от противотанковых мин. Мы миновали огромные кладбища, так называемую Аллею снайперов, груды развалин, бывшие некогда офисами и домами. Диана впервые увидела разрушительные последствия войны. Молча, не выдавая своих чувств, она оглядывалась вокруг, словно вбирала глазами каждую мелочь.
Ее дар нести покой и умиротворение страдающим заключался в том, что она интуитивно понимала, когда молчание уместнее всего. Её сочувствие не было многословным, как раз наоборот. В какой-то момент, изливая переполнявшее её сострадание, она протягивала руку и касалась человека, на которого это сострадание было обращено.
Иные истории казались мне невыносимыми. Но я никогда не видел, чтобы ей изменила эта уравновешенность, утешавшая людей лучше бурных излияний сочувствия. Она видела страшные раны, слышала ужасающие рассказы – и при этом держалась как профессиональная, но сострадательная сестра милосердия.
И еще я ни разу не заметил во время поездки, чтобы она потеряла свою собранность, что было удивительно, потому что вокруг царили смятение и хаос. Она была приятным попутчиком благодаря склонности к простым и милым шуткам. На остановке она иногда подходила ко мне, спрятав руку за спину: «Не желаете ли глоток джина с тоником, лорд Дидс?» Подождав, пока моё лицо оживится в предвкушении сюрприза, она протягивала мне бутылку минеральной воды.
Впрочем, эмоциональное потрясение от встреч с ранеными и обездоленными не могли не наложить на неё свой отпечаток. Внешнее спокойствие давалось ей куда большей ценой, чем можно было подумать. Она усложняла свою задачу, настаивая, чтобы каждая беседа длилась не менее получаса. Встречаясь с многочисленной группой людей, она старалась уделить внимание каждому.
Сараево нам рассказали о братских могилах похороненных заживо, о женщинах и детях, погибших со связанными за спиной руками. «Сколько же людей, — сказал я ей, — ждут того, кому они смогут излить свою душу, — и они дождались вас». Печальная улыбка. Ни слова в ответ.
У нее был дар воспринимать беды простых людей как свои собственные.
Вспоминаю встречу с молодой вдовой-мусульманкой, муж которой был смертельно ранен в мае во время рыбной ловли. Вдова сидела по одну сторону от принцессы, мать погибшего – по другую. Лица обеих были залиты слезами.
Мать рассказала нам, как она до конца оставалась с сыном в госпитале, «где он умер с улыбкой». Вдова рассказала об х коротком, но счастливом браке, описав мужа простыми словами – хороший, честный человек – и добавила: «Когда он погиб, ему было всего двадцать девять».
Диана взяла их руки в свои, а они продолжали свой горестный рассказ. Матери однажды приснился сон, будто бы сын вернулся и сказал ей, что ему хорошо там, где он теперь. «Это вполне может быть правдой», — ответила Диана. Лицо матери просветлело.
Несмотря на свое привилегированное положение в обществе, ей пришлось пройти через многое. Она остро переживала уход матери из семьи – Диане тогда было всего шесть лет. Этот печальный опыт обострил в ней чувство одиночества, тоску по любви и пониманию. Её собственное замужество тоже принесло ей горькое разочарование. Нетрудно было понять, где она научилась так глубоко сопереживать людям, испытавшим одиночество и страх.
Она не была высокопоставленной особой, снисходительно дарящей бедным свою благосклонность. Для этого она слишком хорошо себя знала. Осознание собственной слабости помогало ей сочувствовать слабости других. Как я понял в Боснии, она считала себя равной тем, кого стремилась утешить».
Мы должны сказать своим детям и внукам: мир, в который вы входите, так нуждается в вашем неоценимом даре, в вашем милосердном сердце.